«Безусловно справедливо утверждение Г.А. Барташевич, что «в основе колыбельной поэзии лежит первобытный рационализм». Более ста лет вызывает споры учёных мотив пожелания смерти ребенку в некоторых колыбельных песнях. В 70-х годах 19 века реакционная публицистика использовала этот мотив, чтобы доказать отсутствие нравственного начала у русского крестьянства. Против этого резко выступил Н. Л-ий (очевидно, Левицкий). /…/
И дальше он объясняет «отсутствие» переживаний у крестьянина: «Ему просто некогда страдать и убиваться, завтра же могут голодать остальные дети, если он сейчас не оставит всё и не возьмётся за работу.» /../ Анализ колыбельных песен привёл его к выводу: «Что народ любит и ценит детей — это уже доказывается тем, что он посвятил им целую особую поэзию» (Харьковский сборник, 1888, с.189-190).
Теми же причинами объясняли появление данного мотива О.И. Капица, Е.В. Гиппиус, Э.В. Померанцева, Г.Г. Шаповалова. Н.М. Элиаш видела в мотиве пожелания смерти ребенку «отзвуки древних представлений, древних поверий об искупительной силе детского страдания и смерти». Генетическим родством с заговором объясняет этот мотив В.П. Аникин. Он утверждает, что таким образом матери боролись за жизнь и здоровье своих детей, старались как бы обмануть злые силы. А.Н. Мартынова, ставя под сомнение утверждение С.М. Соловьёва, что на Руси не было обычая убивать слабых, увечных и «лишних» детей, полагает, что именно таким и незаконнорожденным детям матери желали смерти, что продиктованы «эти песни были гуманными чувствами, желанием избавить ребенка от мук болезни и голода». Она утверждает: «Анализ текстов показывает, что пожелание смерти выражено вполне определённо, почти всегда устойчивыми традиционными формулами, и не может быть истолковано как иносказание».
Исследовательница за основу берет близость колыбельной песни к заговору. Следовательно, и под «традиционными формулами» имеет в виду заговорные формулы. Для колыбельной более характерна импровизированность, а не формульность. Приведенные её примеры («Бай да люли, хоть сегодня помри», «Бай, бай, бай, хоть сегодня умирай», «Спи-ко, Тоня, на два дни, а на третьем на дровни») даже стилистически далеки от заговоров. В них нет даже императивной формы, характерной для заговорной лексики, не говоря уже о более тонких отличиях. Во многих песнях этой группы зримы игровое начало, юмористическая и даже сатирическая направленность.»
Мельников М.Н. Русский детский фольклор. М.:Просвещение,1987. с.22-24.
Колыбельная песня отражает и другое настроение матери. Раздраженная криком непокойного* /*=неспокойного, устаревшее выражение/ ребенка, мать сулит ему колотушки:
Баю-баюшки, баю,
Колотушек надаю,
Колотушек двадцать пять,
Будет Ваня лучше спать.
В тяжелых условиях крестьянской жизни, когда женщина обременена заботами и работой, нередко грудной ребенок даёт мало радости, особенно если дети часты и их много, как это бывает нередко в крестьянских семьях.
Спи, дитя моё мило,
Будет к осени друго,
К именинам третьё,
жалуется крестьянка и продолжает:
Седни Ванюшка помрет,
Завтра похороны,
Будем Ваню хоронить,
В большой колокол звонить.
/Записано Калинниковым в Архангельской губ., Онежском уезде. 1912 г./
Картинно изображаются похороны ребенка в следующей песне:
Бай, бай да люли,
Хоть сегодня умри.
Сколочу тебе гробок
Из дубовых досок.
Завтра мороз,
Снесут на погост.
Бабушка-старушка,
Отрежь полотенце,
Накрыть младенца.
Мы поплачем, повоем,
В могилу зароем.
/Бессонов П. Детские песни. 1868./
Нужно отметить ещё колыбельные песни, в которых отразилось религиозное настроение матери: на ребенка призывается благословение бога, ангелов и святых, а пожелание смерти облекается в иную форму, спрашивается: «Нет ли местечка в раю?» (для ребенка).
/…/
Пугать шаловливого, непослушного ребенка — это приём мало, быть может, педагогический, но у всех народов издавна вошедший в обычай. Пугают ребенка в русском крестьянском быту и «серым волком», и «букой» и другими страшными для ребенка существами:
Придет серерький волчок,
Схватит Катю за бочок,
Утащит её в лесок,
Закопает в песок,
Станут Катеньку искать
По болотам, по мохам,
Всё по ракитовым кустам.
/Добряков Г. Колыбельные песни. // Вестник Европы, 1914, №8. с.145-156./
Приводим для параллели моравско-силезскую колыбельную:
Баю, дитятко,
Качаю тебя,
Чтоб ты спало,
Не плакало
И матушке
Покой дало.
Бросим тебя в пруд,
В Дунай реку,
Хватай его водяной.
Капица О.И. Детский фольклор. Л.: «Прибой»,1928. с.41-42, 48-49.
43.
Баю, бай да люли,
Хоть теперь умри,
Завтра у матери кисель да блины, —
То поминки твои.
Сделаем гробок
Из семидесяти досок,
Выкопаем могилку
На плешивой горе,
На плешивой горе,
На господской стороне.
В лес по ягоды пойдём,
К тебе, дитятко, зайдём.
44.
Баю, бай,
Хоть завтра помирай.
Пирогов напечём,
Поминать пойдём,
К тебе дитятко, зайдём.
45.
Ой, люли, люли, люли,
Ты сегодня умри,
Завтра похороны,
На погост понесём,
Пирогов напекём,
Со малиной,
Со гречневым крупам,
Будем Шуру поминать,
Себе брюхо набивать.
46.
Баюшки, баю!
Колотушек надаю.
Бай да люли!
Хоть ныне умри.
У нас гречиха на току,
Я блинов напеку,
Я тебя, дитятку,
На погост поволоку.
Завтра мороз,
А тебя на погост,
Я соломы насеку,
Я блинов напеку.
Пойду дитятку поминать,
Попу брюхо набивать.
47.
Баюшки, баю!
Не ложися на краю.
Заутро мороз,
А тебя на погост!
Дедушка придёт,
Гробок принесёт,
Бабушка придёт,
Холстинки принесёт,
Матушка придёт,
Голосочек проведёт,
Батюшка придёт,
На погост отнесёт.
Баюшки, баю,
Колотушек надаю!
Мельников М.Н. Русский детский фольклор. М.:Просвещение,1987. с.163-164.
На мой вгляд, «пожелание смерти» больше похоже на угрозу, принуждение к послушанию. Угрожать «серым волком» это почти тоже, что говорить «ты завтра умрёшь». Это сейчас для нас волк — забавное существо из мультиков.
Но сам феномен, несомненно, удивительный. Сочетание в колыбельной смерти и жизнерадостности поминок, успокоения (баюшки-баю) и угрозы, шутки и серьёзности — всё это просто не может не удивлять. Тут без серьёзных исследований не обойтись. Для меня пока что это просто загадка без явных отгадок 🙂
Источник:
Перуница